Две картины.

The Beatles, Lucy in the Sky With Diamonds (8,5 Mb, 3:43)

Джон: – Вот посмотри: ещё не закончил, скоро закончу уже эту картину (2). Уже она мне нравится, осталось только сделать её законченной.

Александр: – Да, космическая. Много слоёв, ассоциативных.

Джон: – На самом деле, здесь ассоциативный слой только один, посмотри. Это простая картина. Она ещё проще, чем «Чёрный квадрат» Малевича, потому что там он, действительно, непонятно на чём держится: уже ты начинаешь свой мозг взрывать. А здесь картина называется «Жёлто-бело-красный квадрат катится по синей горке». Она простая. Вот и весь рассказ. А что там дальше происходит, уже не знаем. Просто катится, а куда прикатится? Что мы там?

Александр: – Тут ещё солнечное затмение… Да, хорошее путешествие.

Джон: – Мне эта картина очень нравится. Я даже так её смакую, – не заканчиваю, не тороплюсь. Вот та картина (1) – закончена уже, я написал её под заказ.

Александр: – Это как, под заказ? Как можно написать под заказ?

Джон: – Под человека: заказывает картину, я для него пишу.

Александр: – А, для человека.

Джон: – Да, для человека пишется картина. Вот в ней как раз многослойность, я бы сказал. Ничто никуда не катится, поэтому сложно её определить одним словом.

Александр: – Да, она в глубину, конечно, открывается.

Джон: – В ней нет простоты, к сожалению, как в той. Это же я написал под музыку Битлз  «Luсy in the sky with diamonds».

Александр: – Крутая вещь, да. Ну, вещь – не очень правильное название, но вещь как нечто материализовавшееся.

Джон: – Штучка.

Александр: – Штучка. И действительно, – ничего никуда не катится, но внутренняя динамика такая: глаз достраивает шевеление. Следующий ассоциативный ряд, мозг же достраивает представление, следующее движение естественно вытекающее, постоянное начало какого-то движения.

Джон: – Остановки нигде нет, да. )

Александр: – Вообще нет… Надо выпустить свою валюту. Тут каждый выпускает свои деньги. Джонокоин, кунтокоин – такое… Их размещаешь на сайте – и они продаются. Спрос определяет цену. Человек, купивший коины, он может оплатить тренинг, купить картину.

Джон: – На самом деле, Саня, давно так и есть. Мы же живём жизнью вокруг кунты, и всё закручено, и эти кунта-деньги, и всякое такое… Даже эти деньги-гривны, они уже имеют другую окраску. Вот даже как ты чай вытащил, а он уже не тот чай, другого цвета.

Александр: – Вы пользуетесь обменными знаками, обменными этими какими-то эквивалентами, которые нам не принадлежат. Их кто-то выпускает, который может в любой момент их обесценить или поднять в зависимости от страны и покупательной способности, они же искусственно созданы.

Джон: – Я же и говорю: это всё уже есть, энергетический эквивалент всё равно есть, всё равно энергия определяет.

Александр: – Конечно.

Джон: – Мы же будем делать ещё выставку. Оксана уже делает. Не «будем» делать, а Оксана «уже начала делать». В конце марта в Питере такая будет выставка.

Александр: – О, давай твою выставку у меня сделаем? Как ни как, это арт-мастерские Дома союза художников, художественные мастерские.

Джон: – Ну, здесь можно сделать выставку из картин, которые в Украине. А там ещё плюс картины, которые в России, будут. Это будет большая выставка, центровая.

Александр: – Я понял, да. Ну, приходите в зал завтра.

Джон: – Придём, придём. Просто если вычеркнуть слово «спорт», то придём.

Александр: – Какой спорт? Я и спорт? )))

Джон: – Я уже никому не верю. )))

Александр: – Спорт – ни за что, как говорил Черчилль.

Джон: – Всё равно эта картина (2) мне нравится своей простотой. Я хочу уйти на простые картины, в итоге.

Александр: – Почему? Я бы выбрал, конечно, ту (1).

Джон: – Ты просто не понимаешь какие-то вещи простые. Катящийся предмет, и он не круглый – уже само по себе уже взрывает, уже открываются новые горизонты. Он катится, – и он не круглый, понимаешь? Это же абсолютно новое восприятие реальности. Не надо нам круглое колесо. Зачем? Это принципиально другой подход к миру, к развитию мира и к движению. Квадрат катится быстрее. Круг, видишь, никуда не катится, он привязан. Здесь открывается целый новый мир возможностей. А в той картине возможностей нет, они уже реализованы (1).

Александр: – Ну да. Но катящийся квадрат всё равно превращается в круг.

Джон: – Это (1) – жениться на старой, тут уже всё реализовано. Это (2) – жениться на молодой. Ты что хочешь? )))

Александр: – Э, неудобно даже как-то. )))

Джон: –  Ну, у которой уже всё было, ты хочешь жениться? Вот, это всё было, ну или на пике. А здесь – это начало.

Александр: – Ну да, с таким, конечно, комментарием, безусловно на молодой.

Джон: – ))) И квадратной, заметь.

Александр: – Молодая и квадратная. )))

Джон: – И трёхцветная, блин, она прекрасна. При этом она ещё ромб. Видишь, ты поторопился бы, если бы я тебя не остановил, и женился бы на старой.

Александр: – Да, не надо этих сложностей. ))) Свадьба как цель, победа.

Джон: – А с другой стороны, как посмотреть. Эту картину можно назвать как старое вино (1), выдержанное, эту (2) как молодое вино.

Александр: – Молодое лучше.

Джон: – Молодое вино лучше, чем выдержанное?

Александр: – В молодом вине тоже есть выдержка?

Джон: – Конечно, оно играет.

Александр: – Да, оно играет, но опьянение другое.

Александр: – А с деньгами что? Будем выпускать? Потапкоины там и все прочие коины на общей платформе, где они как на бирже фондовой котируются, тогда исчезает необходимость обмениваться деньгами вообще.

Джон: – Но ты это всё равно через деньги идёшь. А я тебе говорю, что без денег мы уже должны быть людьми независимыми. Деньги это как форма независимости.

Александр: – Это не совсем деньги.

Джон: – Что?

Александр: – Они несут какие-то функции денег.

Джон: – Я понимаю, но просто чтобы мы не болтались в этом в том, что мы не хотим. Зачем мне это всё? Лишнее.

Александр: – По моему мнению, наоборот. Допустим, я представляю какую-то оцифрованную ценность. И она у меня зафиксирована здесь или в какой-то удобной технологии. Это всё не кошелёк, не обмен валют в другой стране. Это такое глобальнейшее упрощение.

Джон: – Так по идее, оно так давно и есть.

Александр: – Нет. Где? Приведи пример.

Джон: – Всё равно деньги – это как тебе сказать… шальные деньги.

Александр: – ))) Это просто язык взаимодействия.

Джон: – Деньги – язык взаимодействия, да.

Александр: – Они одновременно язык взаимодействия, и вторая у них самая коренная функция – это инструмент исполнения желаний.

Джон: – А, так знаешь, что эта картина (2) называется «Исполнение желаний»? И здесь же смотри как всё: круглые – это монеты, квадратные – это бумажки.

Александр: – Да. Банкноты, да.

Джон: – Банкноты – они катятся. Зато монеты никуда не катятся. Причём здесь же: золотые монетки и серебряные, все есть, ну и никелевые белые, какие хочешь.

Александр: – И кувшин тогда приобретает другое значение.

Джон: – Абсолютно, да. Кувшин – это символ, безусловно, тем более что если рассматривать, что оттуда джин вылетел, то уже исполнение всех желаний. Проблема же только одна у людей, не две… хотел сказать мынейное лишление, на самом деле, не мынейное лишление, а лишейное мынение.

Александр: – )))

Джон: – Попадаешь в эту связь – ты попадаешь в капкан, и из этого капкана вырваться не можешь ни финансово, ни психологически. В итоге, на ком бы ты ни женился, конец всё равно один.

Александр: – Развод. )))

Джон: – Понимаешь, такой…

Александр: – Шумный.

Джон: – Такого развода, что врагу не пожелаешь, да.

Александр: – Да. Ну, это же так описывают природу ума. Есть же понятие «сем» – повседневный ум. У нас просто всё «ум» называется, нет другого слова. И тот ум, который рождает там мантры, или наблюдает за собой, и внутренний диалог, –  всё называется одним словом, ум. А по-тибетски «сем» – повседневный ум. Как в голограмме, которой является мозг как кусочек голограммы космоса, то есть всё равно единым целым, как в нём могло возникнуть линейное мышление?

Джон: – Как болезнь.

Александр: – Нет, представь, что здесь в этом в скольки-то-мерном пространстве выделен баскетбольный зал, где одно происходит за другим. Это такая выделенная площадка и благодаря этому мнимо линейному расположению в договорённом пространстве возникает: а) форма мышления и б) возможность передачи знаний от одного поколения к другому, культура.

Джон: – В баскетбольном зале?

Александр: – Да, да, в баскетбольном зале, в природе ума. Поэтому линейное мышление…

Джон: – Причём заметь, зал баскетбольный, потому что там мяч (шар) и зал (квадрат), всё равно это деньги.

Александр: – Ну да, квадратура круга…

Джон: – Всё равно деньги.

Александр: – Куда ни лезь, да.

Джон: – И смотри как чётенько там пирамидка: а это же доллары. Мировая валюта. Доллар пока ещё мировая валюта. Ещё никто не отменял.

Александр: – Да, пока ещё да, ну года три ещё, может быть, да.

Джон: – А потом перерисуем.

Александр: – А зачем символ менять?

Джон: – Он просто будет по-другому называться, не доллар.

Александр: – Ну, будет биткоин, какая разница. То есть, линейное мышление – не проблема, это природа повседневного ума, сем, но это и возможность возникновения культуры как таковой. А откуда оно возникло? Вот каким образом в этой голографической картинке возникает трёхмерное зафиксированное? Языком. Язык устроен так, что он говорит букву за буквой.

Джон: – Поэтому говорят: «язык мой – враг мой». Ещё говорят «чёрт языкастый».

Александр: – Уговорил, уболтал чёрт языкастый.

Джон: – Да. )))

Александр: – Да, язык… А его же, конечно, формирует мышление. Мы также и письменно пишем одну букву за другой. В самом принципе языка, строении языка происходящее разделяется на субъект, действие и объект, а это же всё – одно и то же.

Джон: – Я тебе могу сказать, больше, чем одно и то же. Смотри, ты, может, не заметил. Я открыл начатую бутылку вина, думаю: «Выпью стакан вот этого – и хватит». Но дело же не в этом. Дело в том, что я открыл бутылку, – и закрыл, и понёс её назад, и при этом со стаканом иду и пробую это вино. Оно оказалось такое волшебное, что я вернулся с этой бутылкой назад. Я хотел её отставить, потому что по вкусу прошлого вина я думал, что я выпью стакан и всё, мне хватит. Попробовал этого – и решил не делать поспешных выводов.

Александр: – Да, я нахожу твоё решение абсолютно логичным.

Джон: – Логичным. И здесь нет линейной логики, на самом деле. Потому что линейная логика – я бы всё равно отнёс бы её назад и вернулся, и непонятно что потом. А тут передумал.

Александр: – Да, «язык мой – враг мой» всё равно.

Джон: – Всё равно передумал.

Александр: – Это же вот это древо сефирот. Там двенадцать четырёхзначных сочетаний букв и вот это всё является одним именем. Как его можно произнести? А оно существует как одно. Что за звук это? А линейное мышление не позволяет, потому что язык идёт по буквам: «Яхве… там ещё что-то по четыре буквы всё, как бы сложить, чтобы всё сразу.

Так а что с выставкой, официоз такой? Представление? Выход на большую арену?

Джон: – Ну, это немножко тяжёлый хлеб – зарабатывать живописью, потому что каждый раз выворачиваешься наизнанку, когда пишешь картины.

Оксана: – А лечить людей – лёгкий хлеб?

Джон: – Не лёгкий, но чуть полегче, чем живопись.

Оксана: – Другой хлеб.

Джон: – Писать картины – эмоционально тяжело, потому что ты выворачиваешься, каждый раз испытываешь катарсис. Чтобы написать картину, и чтобы ты не повторял «Чёрный квадрат» Малевича, но он всё равно бы оставался «Чёрным квадратом», тебе надо вывернуть самого себя наизнанку. Это всё равно как женщине родить ребёнка, это же болезненное состояние, для меня так.

Александр: – Катарсис на продажу, да.

Джон: – Я не могу его оставить себе. Ребёнка рождаешь, допустим, не ты, женщина, всё равно ему говоришь: «Иди». И ребёнок живёт уже своей жизнью, ты не можешь оставить его себе.

Джон: – Есть такой взгляд, как просто относиться к миру, к жизни. Зачем что-то делать, когда даже квадрат может прийти к тебе сам, не приползти, а прикатиться, обмануть свою природу.

Александр: – А что можно делать, если ничего не делать?

Джон: – Совершенномудрый ничего и не делает, – и события происходят в своём великолепии. Происходит манифестация вот эта: «он ничего не делал, а вот оно всё произошло, пожалуйста». Но это легко, а вот это – гораздо сложнее: я заставил квадрат катиться, уверен, что первый человек, который это сделал в этом мире, ну, и официально об этом заявил, может, кто-то делал, но не патентовал. Это я возьму патент на это.

Александр: – Ага, правильно, правильно, выразишь его в цифровых единицах, в коинах.

Джон: – Конечно же, вообще сделаю его как бы вычислённым, то, что можно пощупать потом, потрогать, вот эту пачку денег потрогать можно вот так вот, прикатился типа. ))

Александр: – Делать ничего – это, конечно, как бы да. Но а смысл тогда, если ничего не делать? Ну что тут, сидеть на жопе и ловить состояние, из которого ты когда-то пришёл?

Джон: – Это как раз что-то делать. Сидеть на жопе, ловить состояние – это что-то делать. А ничего не делать – это ничего не делать, даже не сидеть на жопе. Ты пошёл – куда надо пошёл. Хочешь пошёл, хочешь не пошёл… Это свобода, это другое состояние. Не сидеть на жопе и ловить состояние. Это, извини, это делать очень тяжёлую работу. Здесь другое, то есть, по-другому. Я хочу выразить в этой картине – как ничего не делать, а чтобы события происходили сами собой. Вот оно, вот эта картина. Поэтому она для меня очень знаковая.

Александр: – Почему они должны происходить сами собой, если я – причина движения этого мира? Я им задаю движения, они не происходят сами собой.

Джон: – Правильно, но ты при этом не должен ничего делать.

Александр: – Почему не должен делать? Это же есть действие, творение. Как ничего не делать? А как проторчаться?

Джон: – Ничего не делать, просто ничего не делать.

Александр: – И не торчать.

Джон: – Но чтобы всё и торчало. Ты ничего не делаешь и торчишь – вот так.

Александр: – Можно что-то делать – и торчать.

Джон: – Ну это просто, это неинтересно. Это скучно, «делаешь – торчишь», а ты попробуй, знаешь, вроде ничего не делаешь, а торчишь. Я вот такой, хочу принципиально отказаться от «делать что бы то ни было», принципиально.

Оксана: – Надо сначала обозначить, что значит «делать что бы то ни было». Не будешь ходить в туалет? Не будешь есть? Ты не будешь писать картины? Ты не будешь лечить пациентов?

Джон: – Да нет, ну что мне, картину написать сложно? Я ничего не делаю.

Оксана: – То есть, «что-то делать» – это то, что ты делаешь через силу?

Александр: – Да, чем-то заморачиваешься…

Джон: – Не надо придумывать себе занятие. Просто делаешь – и всё.

Александр: – Хотя придумывать тоже есть прикол.

Джон: – Ты просто рождаешь себе занятие.

Александр: – Придумаешь себе дело, сам себе поставишь дедлайн, и напряжёшься недельку, и сделаешь это. И в этом есть очень достойный кайф – в сроки уложиться, выдать продукт.

Джон: – Нет, на самом деле, я хочу уйти вообще даже от этого.

Александр: – А куда? В смысле, зачем?

Джон: – Ну, чёрная дыра, чёрная дыра. Вот смотри, чёрная дыра ничего не делает и вокруг неё вращается целая галактика. Но она же не делает ничего. Ты схватил состояние чёрной дыры и вокруг вещи происходят сами собой.

Оксана: – Так она же засасывает всё. Как она ничего не делает?

Джон: – Подожди-ка, она засасывает… Извини меня, без чёрной дыры мир рухнет, у нас галактики не будет, мы разлетимся и мы потеряем управляемость, это будет хаос. Чёрная дыра создаёт порядок во вселенной. Только чёрные дыры держат порядок во вселенной. Не будет чёрной дыры – не будет порядка.

Александр: – Да. Ну как-то мне кажется в чёрной дыре скучновато.

Джон: – Чего скучновато? Смотри, какая движуха, квадраты катятся.

Александр: – В чёрной дыре скучновато. Вот вокруг чёрной дыры там ярконько всё, знаешь, такой горизонт событий.

Джон: – Чёрная дыра, у неё глаза, она же смотрит, что творится вокруг.

Александр: – Да нихрена не смотрит, смотреть нечем. Она уплотнённая до полной однородности.

Джон: – Там нет понятия однородности, потому что в чёрной дыре нет ни одного вообще понятия, там нет даже понятия «скучно» или «весело».

Александр: – Вот, уже заранее скучно. Нет разделения. Ладненько, буду я немножко уходить. У меня сейчас как раз проект на дедлайне. Дедлайн очень приятно воздействует на психику.

Джон: – Да всё приятно воздействует на психику. Дедлайн – одно из самых приятных воздействий на психику. )))

Александр: – Это делание-неделание, понимаешь, всё-таки я принадлежу к западной классической философской мысли, а это – «обязательно что-то делать». Потому что восточное неделание, всё-таки, это один взгляд, он не является всеобъемлющим. Почему не делай? Делай великое, кстати, делание. Но это другая концепция. Ну что, какой у вас распорядок жизни?

Джон: – Ну, ничего не делать. )))

Александр: – Это я слышал. ))) Распорядок в этом ничегонеделании?

Джон: – А, распорядок какой? То есть, мы завтра встаём, занимаемся кое-какими делами. Хочу завтра как-то с машиной пытаться разрулиться, ну, ещё будут люди приходить лечиться…

Оксана: – А так, – ничего не делаем. В промежутке между вот этим всем, мы вообще ничего не делаем.)

Александр: – )))

Джон: – Нет, нет, нет, я при этом ничего не буду делать, вещи будут происходить сами собой. Я, конечно, буду тело двигать, но внутри я буду спокоен.

Александр: – Даже внутри восточной этой системы внутреннее противоречие. Как китайская пословица «моешь чашку – думай о чашке», делаешь что-то – думай о том, что делаешь, а не типа «я нихрена не делаю, оно само делается моими руками».

Джон: – ))) Я буду делать, но я не буду запариваться, не буду сильно увлекаться.

Александр: – Это другое дело, то есть дело без запарки, да.

Оксана: – Беззаботность.

Александр: – Беззаботность, да.

Джон: – Безмятежность такая.

Оксана: – Безмятежность.

Александр: – Так, я завтра с 9 занят в зале.

Джон: – Ничего, надеюсь, делать там не будешь?

Александр: – Как? Наверно, буду. Я буду разминаться…

Джон: – Ну то есть, не будешь делать вид, что ты что-то делаешь.

Александр: – Вот делать-делать не буду.

Джон: – Просто разминаться.

Александр: – Ну, ужас, – но не ужас-ужас-ужас.

Джон: – Просто пришёл, размялся там, да…

Александр: – Да, запустился, размялся. Мозги покачал, повисел. А кто присоединился, значит, тот присоединяется. Поэтому приглашаю.

Джон: – Ну, это почти ничего не делать, уже близко. Мы можем в зал к тебе прийти.

Александр: – Давай. Во сколько?

Джон: – А мы же пока не знаем. Мы проснёмся, начнём ничего не делать, а тут-то и начнётся всё. Тут такая движуха будет, мама не горюй. Вот если она нас отпустит, эта движуха, которая начнётся, тогда мы дойдём до зала. А если мы встанем, ничего не будем делать, но тут будет такое ничегонеделание, что нам будет не продохнуть, мы тут ни за что не отвечаем уже.

Александр: – Ну да, ничего не делать достаточно сложно.

Джон: – Сложно, у тебя времени вообще ни на что не хватает. Ты везде должен успеть ничего не сделать, а это тяжело, сложно.

Александр: – Оскар Уайльд…

Джон: – Вон Оскар Уайльд, ты хотела «Портрет Дориана Грея»?

Оксана: – Да.

Александр: – «Ничего не делать очень тяжёлый труд». )))